В возрастном коллективе аппарата РК профсоюза работников культуры я довольно быстро адаптировался еще и потому, что на молодого во всех отношениях коллегу взвалили кучу дополнительных обязанностей. В первые дни моего пребывания в ранге заведующего орготделом, еще морально не окрепшего сотрудника, главный технический инспектор, товарищ Овсепян, пенсионер с многолетним стажем, участник боев за Халхин-Гол, пользующийся особым уважением в коллективе, попросил поставить чайник, заварить чай и налить в его глиняную, огромных размеров (с полведра) кружку. И остальных сотоварищей, в силу совестливого характера, я не мог оставить без чая. Так и закрепилось за мной право ублажать коллег ароматизированным, как указано на упаковке, грузинским напитком. Помимо этого, я редактировал все исходящие документы, которые готовили члены аппарата РК, распечатывал их на машинке допотопных времен. У нее буквы торчали во все стороны, как расшатавшиеся зубы у моего соседа дедушки Геворка.
Но, чтобы успеть просмотреть, отредактировать и напечатать, я приходил на работу за час до начала трудового дня. К девяти часам раскладывал готовые документы на рабочих столах сотрудников в точном соответствии с обсуждаемыми вопросами и приступал к своим прямым обязанностям. Соответственно, позже и уходил, так как председатель Маргарита Хачатуровна к концу рабочего дня приглашала меня к себе и озадачивала новым объемом.
Зачастую я на рабочем месте проводил и выходные дни, проявляя особое усердие и пребывая в законном отпуске.
Однажды мне предоставили возможность вручить награды популярным деятелям культуры, актерам, певцам и прочим приближенным к музыкальному творчеству лицам. Выяснилось, что благотворительный концерт в Доме музыки имени Людвига ван Бетховена, где планировалось сие мероприятие осуществить, был назначен именно на воскресный день. В силу этого начальство и вспомнило меня.
Мне под расписку передали множество медалей разного калибра, добрую дюжину разных размеров, окрасок и толщины грамот. В целом килограммов на пять, шесть.
Перед концертом председатель Фонда Мира и по совместительству Союза композиторов Армении Эдуард Михайлович Мирзоян пригласил меня пройтись по Дому музыки, которым он очень гордился.
К сцене, увидев Мирзояна, подошли сотрудники этого представительного сооружения, и один из них с озабоченным видом сообщил о том, что ре второй октавы западает, поэтому концертный рояль надо бы заменить либо настроить. Эдуард Михайлович отмахнулся:
– Это ведь не конкурс, а всего лишь благотворительный концерт, так что обойдется. К тому же, чтобы заметить, что ре второй октавы западает, – повышая голос и раздражаясь при этом, стал пояснять Эдуард Михайлович, – нужно иметь не только абсолютный слух, но и досконально знать исполняемое произведение.
Рабочие, растерявшись, отошли, а Эдуард Михайлович до начала концерта все повторял: «Ре второй октавы западает… Подумаешь, проблема!»
Для тех, кому предстояло в этот вечер выступать, прямо за сценой из сдвинутых офисных столов соорудили огромную «поляну». Расставили десятка два бутылок алкогольных напитков и немереное количество наспех нарезанных мясных закусок.
Музыканты, надо отдать им должное, своеобразно отметили хлебосольство хозяев. Они, не дожидаясь приглашения, еще до начала концерта бесцеремонно с криками «ура-а-а» оккупировали расставленные вокруг стола стулья и принялись со скоростью поглощать все, что под руку попадалось. И… начался концерт.
Никто, как показали дальнейшие события, не собирался в ожидании своей участи трястись и переживать от волнения за кулисами. Наоборот, услышав свое имя, артисты, показывая откровенное недовольство, с кислой миной поднимались из-за стола и выходили на сцену, с тем чтобы как можно скорее вернуться.
Возвращение артистов за стол оформлялось в соответствии со сложившейся иерархией в музыкальном мире. Естественно, в первую очередь с присущим востоку красноречием, звучали поздравления. Самых-самых встречали аплодисментами. Корифеи могли позволить себе небольшие замечания в адрес молодых.
В этом процессе участвовали все. Каждый играл свою роль и не выходил за рамки предназначенного ему судьбой статуса. Молчал лишь я один.
Надо отметить, что за столом собралась вся элита армянской музыки, а мне не то чтобы медведь на ухо наступил, очевидно, стая разъяренных слонов промчалась. Да, к тому же, отсутствие музыкального образования сделало меня молчаливым свидетелем музыкального капустника, и мне оставалось лишь молча поглощать закуски да прикладываться к бокалу с вином.
В первые минуты застолья сотрапезники-музыканты еще поглядывали на меня в ожидании той или иной реплики, но, убедившись, что я от волнения не в силах и рта раскрыть, потеряли ко мне всякий интерес. Это, конечно, никак не устраивало меня, ведь только что на сцене я им раздавал награды, а они в знак благодарности расшаркивались передо мной. Теперь же игнорируют, в упор не замечают.
Со сцены вернулась известная, супер-титулованная пианистка Светлана Навасардян. Соответственно, посыпались комплименты, походившие на конкурс, кто кого перещеголяет. И я решил нарушить "обет молчания".
Прежде всего, для бодрости духа и уверенности я осушил два бокала вина и, чтобы привлечь к себе внимание, небрежно развалился на стуле. Затем незаметно взмахнул рукой, как это делают дирижеры, намереваясь взорвать зал академического театра шедевральной музыкой, и обернулся к пианистке. Заметив мои телодвижения, народ, наконец-то, увидел меня и притих.
– Светлана Агвановна, – спокойно, эдак заносчиво подал я голос, отметил воцарившуюся за столом тишину и уже втайне возликовал, – мне показалось, что ре второй октавы, – я снова сделал паузу, обвел взглядом изрядно нализавшихся окаменевших собутыльников и выдохнул, – западала?
Шок охватил эту высокомерную братию. Каждый застыл в позе, в которой застала его моя фраза. Нарисовалось нечто похожее на немую сцену из гоголевского Ревизора.
Светлана Агвановна растерянно посмотрела на меня и кивком головы подтвердила мною сказанное.
***
Нет смысла описывать, что произошло после этого.
Еще долгие годы свидетели этой «исторической» фразы при встрече, метров за десять, начинали расшаркиваться и приветствовать меня.
Ре второй октавы
