Жизнь русской поэтессы, романистки, критика и первой женщины-психолога Лу Андреас-Саломе (родилась либо Луиза фон Саломе, либо Луиза Густавовна Саломе, либо Люлия фон Саломе, русская: Луиза Густавовна Саломе; 12 февраля 1861 – 5 февраля 1937) стала пищей для грязных спекуляций и интеллектуальной драмы в кино и на страницах газет, поскольку она привлекала внимание таких европейских интеллектуалов, как философ Поль Рэ, поэт Ранье Мария Рильке и Фридрих Ницше. Эмоциональный Ницше влюбился в Саломе, предложил ей выйти замуж, а когда она отказалась, разорвал их отношения в резкой ницшеанской манере.
Со своей стороны, Саломе так ценила эти дружеские отношения, что сделала собственное предложение: чтобы она, Ницше и Ре, пишет Д.А. Барри в 3:AM Magazine, "жили вместе в безбрачном доме, где они могли бы обсуждать философию, литературу и искусство". Эта идея вызвала скандал среди сестер Ницше и его окружения и, возможно, способствовала "страстной критике" биографического исследования Саломе "Фридрих Ницше: Человек и его произведения". По мнению Барри, эта "сильно опороченная" работа заслуживает переоценки как "психологический портрет".
В Ницше, пишет Саломе, мы видим "скорбную болезнь и триумфальное выздоровление, пылкое опьянение и холодное сознание". Здесь чувствуется тесное переплетение взаимных противоречий; чувствуется переполнение и добровольное погружение чрезмерно возбужденной и напряженной энергии в хаос, тьму и ужас, а затем восходящее стремление к светлым и самым нежным моментам". Мы можем рассматривать этот отрывок как полный воспоминаниями о друге, с которым она однажды "поднялась на Монте Сакро", по ее словам, в 1882 году, "где он рассказал ей о концепции Вечного Повторения "тихим голосом со всеми признаками глубочайшего ужаса"".
Мы должны также, возможно, в первую очередь, рассматривать впечатления Саломе как эффект бурной прозы Ницше, достигшей своего апофеоза в его экспериментально-философском романе "Так говорил Заратустра". Будучи теоретиком воплощения идей, их неразрывной связи с физическим и социальным, Ницше имел весьма специфические представления о литературном стиле, которые он изложил Саломе в заметке 1882 года под названием "К учению о стиле". Задолго до того, как писатели начали издавать "подобные своды заповедей", пишет Мария Попова в Brain Pickings, Ницше "сформулировал десять стилистических правил письма", которые вы можете найти в виде списка ниже.
-
Первостепенная необходимость - это жизнь: стиль должен жить.
-
Стиль должен подходить конкретному человеку, с которым вы хотите общаться. (Закон взаимного отношения.)
-
Сначала нужно точно определить "что-что я хочу сказать и представить", прежде чем писать. Письмо должно быть подражанием.
-
Поскольку пишущий лишен многих средств оратора, он должен иметь в качестве модели очень выразительный вид изложения по необходимости, написанная копия будет выглядеть намного бледнее.
-
Богатство жизни проявляется через богатство жестов. Нужно научиться чувствовать все - длину и замедление предложений, интерпункции, выбор слов, паузы, последовательность аргументов - как жесты.
-
Будьте осторожны с периодами! Только те люди, у которых дыхание во время речи также длится долго, имеют право на периоды. У большинства людей точка - это вопрос жеманства.
-
Стиль должен доказывать, что человек верит в идею; не только то, что он думает о ней, но и то, что он чувствует ее.
-
Чем абстрактнее истина, которую человек хочет донести, тем больше он должен сначала увлечь чувства.
-
Стратегия хорошего прозаика заключается в выборе средств, позволяющих приблизиться к поэзии, но никогда не вступать в нее.
-
Лишать своего читателя самых очевидных возражений - нехорошо и неумно. Умно оставлять читателю право самому высказать окончательную квинтэссенцию нашей мудрости.
Как и в случае со всеми подобными предписаниями, мы вольны принимать или не принимать эти правила по своему усмотрению. Но мы не должны их игнорировать. Перспективизм Ницше был (неправильно) истолкован как излишняя субъективность, но его почитание античности придает большое значение формальным ограничениям. Его проза, можно сказать, находится в напряжении между дионисийской раскованностью и аполлоническим хладнокровием, а его правила касаются того, что профессора гуманитарных наук когда-то называли тривиумом: грамматика, риторика и логика - три опоры подвижного, выразительного, убедительного письма.
Саломе была настолько впечатлена этими афористическими правилами, что включила их в свою биографию, заметив: "Изучить стиль Ницше на предмет причин и условий означает гораздо больше, чем просто изучить форму, в которой выражены его идеи; скорее, это означает, что мы можем прислушаться к его внутреннему звучанию". Разве не так должно ощущаться великое писательство?
Саломе в своем исследовании пишет, что "Ницше не только овладел языком, но и преодолел его неадекватность". (Как заметил сам Ницше в 1886 году, отмечает Хьюго Дрошон, ему нужно было изобрести "свой собственный язык"). Смелое и в то же время дисциплинированное письмо Ницше нашло свое дополнение в смелом и остром анализе Саломе. От нее мы, возможно, можем почерпнуть еще один принцип: "Какими бы клеветническими ни были публичные нападки на нее, - пишет Барри, - особенно со стороны [его сестры] Элизабет Фёрстер-Ницше в период нацизма в Германии, Саломе не отвечала на них".
Про что нельзя писать в американских учебниках
Агата Кристи и шпионская служба
