76.
Об армейской службе или о том, что сохранилось в памяти.
Вот и всё, что касается моей армейской жизни. Главной цели я достиг, успел заскочить на подножку стремительно уходящего трамвая, набитого коммунистами разного возраста, ранга, калибра, менталитета, намерений и прочее и прочее. Всё это в целом называлось Коммунистическая партия Советского Союза.
Но не это важно, главное, я теперь с ними, в этом обкуренном, да обгаженном выхлопными газами зла, но элитном вагоне. Не зря пахал, мечтал, страдал полтора года, теперь можно и в министры метить. Во всяком случае и помечтать об этом, теперь уже на полном основании можно, это не возбраняется.
Правда, мать все сокрушалась: «Приехал бы домой, устроили бы сторожем на птицеферму и за месяц другой стал бы партийным, а так столько мучений перенёс». (Отец все ещё пребывал в партийных кругах и на тот момент своё рабочее время отсиживал в Комитете народного контроля)
Но нет худа без добра, армейский опыт ничем не заменить, лучше с автоматом и в солдатской форме, чем с ружьем и в тулупе из заячьего меха.
Думалось, что ещё долго буду вспоминать строго выставленные сапоги у кровати, но нет, уже на второй день прошлая жизнь смотрелась, как нечто произошедшее не со мной, а с кем-то другим, посторонним, не хотелось, ни вспоминать, ни рассказывать. Хотя с двумя-тремя эпизодами из армейской жизни не могу не поделиться. В первом пойдет речь о том, как я не думая, не гадая стал “марксистом”...
77. Марксист
На дворе, несмотря на вторую половину октября, всё ещё светило яркое солнце, и радовала глаз сухая и безветренная погода.
А потому решение командира направить две роты к предстоящему месту учений раньше времени на два дня не особо нас расстроило. После сытного обеда объявили построение и зачитали приказ подготовить вторую и четвертую роту на выезд. Снабдили нас палатками, сухим пайком, радиоаппаратурой. Привстав на цыпочки помахали носовыми платочками, прослезились и пожелали нам катиться подобру-поздорову.
Прибыли мы к месту дислокации через 3-4 часа, выгрузились в чистом поле.
Место чудесное, прямо напротив - село Бабстово, справа гора, а слева китайская граница и вокруг сплошная красота. Стой, и любуйся, и радуйся жизни. Тем более, что с нами из командного состава только три прапорщика, да и те, позабыв прямые служебные обязанности и возложенную на них ответственность, сразу по прибытии, не скрывая своих злостных намерений, не делающих чести воинам первой в мире рабоче-крестьянской армии, засуетились с шампурами и, не обращая на солдат внимания, принялись загружать в рюкзаки стаканы, бутылки и прочую утварь, необходимую для ведения интеллектуальной беседы на чистом воздухе. Пригрозили нам - палатки поставить, и чтобы тихо было! И укатили на единственном уазике в неизвестном направлении.
Соответственно поступили и солдаты, тут же позабыв о палатках и раскиданной по полю радиоаппаратуре, сгруппировались по возрастному и национальному признаку, рассовали по карманам банки тушенки, напихали за пазуху хлебные кирпичи, с одной лишь единственной целью, как можно быстрее наесться от пуза и “нажраться” до умопомрачения и отправились на все четыре стороны. А я предпочел свои гипертрофированные инстинкты в солдатской обертке, попридержать и не примыкать ни к какой “группе по интересам”.
И когда все рассосались, и только слышно было, как щебечут птицы и ветер колышет желто-красные листья, имеющие дерзость продолжать висеть на сухих ветках, а не безвольно валяться под деревьями, стало легко и свободно на душе. Выудив из рюкзака блокнот с ручкой, я отправился в сторону деревни, в местную библиотеку...
Здесь я вынужден сделать отступление, чтобы читателю был понятен ход моего дальнейшего повествования.
Еще в институте, я страдая безмерной природной любознательностью, заинтересовался необычной историей, которая произошла на заре прошлого века, когда по всей территории Российского самодержавного государства вовсю гремели революционные бури и пелись песни того же содержания.
К группе юных бунтарей-революционеров примкнула такая же юная и наивная девушка, вместе с тем богатая наследница, родители которой по неизвестной причине преждевременно скончались. Она, являясь единственным отпрыском-наследницей, но будучи несовершеннолетней, оказалась под опекой престарелой и занудной тетушки, которая не позволяла транжирить полученное наследство, строго следила за тем, чтобы деньги расходовались лишь по необходимости. Большевики, узнав об этом “мешке с золотом”, задумали прикарманить полученное девушкой наследство и с этой целью свели девушку с молодым человеком, также помешанным на коммунистических идеях, к тому же красавцем и сердцеедом. Не откладывая, сыграли свадьбу, и опекунство перешло к мужу. Возжеланные денежки в скором времени успешно перетекли в партийную кассу, а в дальнейшем история продолжилась по шекспировскому сценарию. В одно пасмурное утро перепуганные соседи молодой пары обнаружили у порога дома остывшее тело красавца-супруга с проломленным черепом, а жена, очевидно осознав всю "прелесть" случившегося, повесилась.
Но это я вкратце пересказал историю, которую несколько лет собирал по крупицам из многих книг с воспоминаниями старых большевиков . Мне мечталось когда-нибудь издать книгу под названием “История одного наследства”. Теперь-то уже ясно, что никогда цензура страны, не терпящей инакомыслия, не пропустила бы даже короткий рассказ с подобным содержанием, но в ту пору я ещё не понимал этого и с особым усердием выписывал отрывки, дополняющие общую картину этой печальной истории с трагическим концом.
Вот с этой целью я, прихватив ручку и блокнот, отправился в сельскую библиотеку. Библиотекарь миловидная женщина средних лет, приветливо встретила меня и поняв цель визита, тут же вывалила кучу книг по моей тематике. И я с жадностью, с какой рыбак закидывает удочку, когда хорошо клюёт, позабыв об всем, принялся выписывать целые абзацы, иногда с тревогой посматривая на библиотекаря, которая к моей радости спокойно листала толстые иллюстрированные журналы и не торопилась выпроводить меня. Хотя я и понимал, что нужно спешить , так как с минуты на минуту она всё же встанет с места и скажет, мол, к сожалению, время вышло и пора закрывать библиотеку, и неизвестно, удастся ли в последующие дни сюда вырваться. А там, мы вернемся в часть и останется только сожалеть о неиспользованном с большей пользой, выпавшего по воле удачно сложившихся обстоятельств, свободного времени. Поэтому я торопливо заполнял своими каракулями чистые страницы потрепанного блокнота. Расправившись с половиной книг, небольшой горкой возвышающихся передо мной, я ненароком взглянул в окно - и диву дался, еще совсем недавно в оконном проеме просматривался радующий глаз ландшафт, а теперь же ничего не видно, словно бы стёкла чёрной тушью залиты.
Я вздрогнул и посмотрел на безмятежно листающую очередной журнал женщину.
- Простите,а который час?- С тревогой в голосе обратился я к ней
- Без пяти десять, - всё также радушно улыбаясь, ответила она.
- Что-о-о!? А во сколько закрывается библиотека!
- В девять вечера.
Тут я и вовсе растерялся, “Поздно ведь, а вдруг меня хватились?
Наскоро собрал исписанные листы. Невнятно пробормотал нечто похожее на “Спасибо большое, вы очень мне помогли и я вам крайне признателен. Если повезет, то я успею хотя бы еще раз у вас побывать.”, и выскочил во двор, в объятия свежей вечерней прохлады. А вокруг сплошная темень, носков сапог не вижу, ни правого ни левого, с каждым шагом, как в бездну опускаюсь. Запыхавшись, приближаюсь к месту нашей временной стоянки и - mamma mia!-, что я вижу!
Обе роты стоят по стойке смирно. Над ними, подавив вечернюю прохладу сельской первозданной природы, витает запах спирта и господствует зловещая тишина. Напротив носителей упомянутого запаха сгрудилась группа офицеров во главе с командиром батальона, доносятся приглушенные голоса. Выясняется, все в сборе, только меня ждут. Солдаты и командный состав повернулись в мою сторону и во все глаза рассматривают появившуюся из темноты неуклюжую фигуру. Несколько солдат нарочито громко прыснули.
Командир батальона, высокий красивый майор с черными чапаевскими усами, посматривает на часы, находится в состоянии бешенства. Его зеленые глаза источают раздражение крайней степени и холодную презрительность. Сколько лет прошло, а я и сегодня не в силах без содрогания вспоминать командира, когда он, окинув брезгливым взглядом нарушителя воинской дисциплины с ног до головы, оборачивается к офицерам:
- Ну вот и Карапетян, собственной персоной.
Я четким шагом, насколько это возможно, выбивая пыль из твердого грунта, приближаюсь к нему, отдаю честь и громко, пытаясь перебороть волнение, чеканю:
- Товарищ майор, разрешите встать в строй.
- Ну, а вы где были, товарищ сержант!? - спрашивает он, а сам кипит, с трудом себя сдерживает.
Как ответить, что сказать? Не цветочки ведь в поле собирал. Блокнот в руке подсказывает мне ответ.
И я разрываю наступившую тишину словами.
- В библиотеке, товарищ майор...
Взрыв солдатского хохота потряс округу, последние листочки с голых деревьев попадали вниз. Рассмеялись, схватившись за животы, и офицеры - сказалось нервное напряжение последних часов.
Мой ответ выбил из колеи и самого комбата. У него отвисла челюсть и он замер с поднятой рукой, как мраморная статуя известного итальянского скульптора Буонарроти Микеланджело. Наконец он пришел в себя и ка-а-ак заорет:
- Сгною мать твою, ты еще шутить изволишь!?
К нему поспешил начальник штаба капитан Соловьёв и пытаясь успокоить, командира потянул его за рукав. Обернулся ко мне:
- Карапетян, ты в своем уме?
- Товарищ капитан, я действительно был в библиотеке.- ответил я упавшим сиплым голосом, не на шутку перепугавшись реакции командира
Начальник штаба взглянул на часы:
- В одиннадцать вечера?
- Да.
К нам подошел прапорщик Фёдор Головинов.
- Товарищ майор, в библиотеке жена моего однокашника работает, можно прозвонить.
- Не поздно?
- Нормально, они рано не ложатся.
- Ну, валяй.
Головинов, проявляя профессиональное мастерство, оперативно приладил пару радиоблоков радиорелейной связи, связался с телефонистками и затараторил:
- Девочки, в Бабстово, по номеру 2 22 29 дайте сигнал, только быстро. Это прапорщик Головинов.
Вскоре в динамиках радиорелейной связи, после потрескиваний и пощёлкиваний, мы услышали знакомое “Пи -пи- пи”. Затем женский голос с заметным удивлением ответил:
- Слушаю.
- Аня, это Федя, - прокричал Головинов, - извини, за поздний звонок. Я на минуту, ты была сегодня в библиотеке?
- Да, только вернулась.
- А чего так задержалась?
- Один солдатик зашёл, наверное из ваших, из книг какие-то фразы выписывал. И так увлеченно работал, что не захотелось его беспокоить...
- Ну и погнала бы в шею, чего церемонилась? Может приглянулся ? Признавайся! - замурлыкал Головинов.
Раздался женский смех:
- Наши к свекрови уехали, особо торопится некуда было, вот и засиделась.
- Я вообще-то, с Сергеем хотел поговорить, ладно, спокойной ночи.
Командир батальона, тупо слушал диалог, видимо смутно напоминающий ему эпизод из мира фантастики или мистики. Подумать только, солдат уходит в самоволку и проводит это время в библиотеке!.. Как только послышались телефонные гудки отбоя, он, безвольно покачивая головой, крупными шагами направился к газику. Личный водитель командира, ефрейтор Петренко по уже отработанной привычке опережая мысли комбата предварительно завёл мотор. Командир приоткрыв дребезжавшую дверцу машины, обернулся к офицерам.
- А этого грамотея, завтра на рытьё траншеи поставить.
_____
Но эта история имела свое продолжение. Через день Головинов остановил меня:
- Карапетян, зайди в библиотеку, Аня попросила… чего-то сказать хочет.
- А когда зайти, - удивился я неожиданному приглашению. Мне казалось, что после звонка прапорщика у неё остался неприятный осадок.
- Да прям сейчас и беги, пока тихо у нас, но не задерживайся... не особо, - хитро ухмыльнулся прапорщик.
Библиотекарша, Аня, встретила меня с той же улыбкой и доброжелательностью. Не успел я подойти к её рабочему столу, за которым она сидела и заполняла карточки, очевидно на полученную новую партию литературы, как она показала рукой на связанную стопку книг на краю стола и сказала:
- Это те книги, которые вы не успели просмотреть. Возьмите их с собой. При возможности потом вернёте, но если не получится, не беда. Я в библиотеке десятый год работаю и ни разу они никому не понадобились. Я думаю, о них никто и не вспомнит.
Я поблагодарил её и поспешил обратно, чтобы как можно быстрее развеять непотребные мысли прапорщика.
А через две недели в казарму нагрянула проверка - группа незнакомых офицеров с санитарными повязками на руках. Один из офицеров заметил под моей подушкой край книги, подошел и вытащил её. Громко зачитал название: “Краснов и Ленин 1910-1915 годы” Наш комбат стоявший поодаль, встрепенулся подошел взял в руки книгу и воскликнул:
- Смотри-ка, мерзавец, Маркса читает!
С тех пор солдаты и прозвали меня “марксистом”.
78.
Чтобы полностью исчерпать тему библиотеки в период службы расскажу ещё один случай.
Нашу часть в очередной раз перебросили, теперь в небольшой поселок Бира, и я, узнав, где находится библиотека, решил отправиться туда.
Попросил сослуживца Чхеидзе, который слонялся без дела, пойти со мной. На меня завели карточку члена библиотеки, и я стал рыться в книгах. Заведующая библиотекой обратила внимание на Чхеидзе. Он стоял у стенда с популярной литературой, как вкопанный, и, засунув руки в карманы, рассматривал потолок.
- А вы не хотите записаться в нашу библиотеку? - обратилась она к нему.
- Хочу, - не растерялся Чхеидзе.
Тогда сотрудница библиотеки стала записывать в формуляр его анкетные данные.
На вопрос: «Образование», за Чхеидзе, из-за книжных полок ответил я:
- Не начатое высшее.
Сотрудница смутилась, но записала мой ответ.
Уже подходя к части, Чхеидзе спросил меня.
- А как это - не начатое высшее образование?
- Не начатое, - стал я изворачиваться, - это если ты хотел поступать. Ты же сам мне рассказывал.
- Да, да, - оживился Чхеидзе, - я даже все справки собрал, а потом другие дела были…
- Ну, вот видишь.
- Не начатое высшее, - мечтательно произнес Чхеидзе и добавил, - это хорошо. А то мама мне все время говорит, у тебя нету образования, нету образования.