Работая заведующим орготделом ЦК профсоюза работников культуры, мне нередко приходилось выполнять самые неожиданные просьбы-указания вышестоящих начальников, подчас граничащие с абсурдом. Приглашали к себе или, чаще всего, звонили по внутреннему телефону. И без вступления, в кратце, обрисовывали ситуацию и объясняли, как я должен поступить. Им и в голову не приходило услышать отказ, непонимание, или даже выполнение просьбы, но без особого энтузиазма.
Руку к козырьку, как в армии, я, конечно, не прикладывал, но, плотно сжимая трубку телефона, угодливо дышал в неё, подчеркивая свою покорность и почтение вышестоящему начальству.
Один из подобных случаев, о котором я хочу рассказать, твёрдо осел в моей памяти своей уникальной и непредсказуемой логикой.
____
С приходом к власти Михаила Горбачева, в Кремле заговорили о демократизации общественной жизни. Это решение эхом отозвалось в правительстве, встрепенулись общественные, профсоюзные и комсомольские организации.
Профсоюзы, не желая отставать от старших братьев, в смысле, коммунистов, в одночасье состряпали комиссии по распределению туристических путёвок в зарубежные страны, в том числе и в капиталистический мир.
Именно председателем комиссии по распределению путевок в капиталистические страны и назначили меня. Но желание наладить справедливое распределение турпутёвок тут же прервалось справедливым вопросом. А как это сделать? Как распределить пять-шесть путёвок среди восьмисот двадцати предприятий, подконтрольных профсоюзу работников культуры? Тем более, что количество членов профсоюза в организациях колебалось от пяти человек до полуторы тысяч.
Как позже выяснилось, беспокоился я напрасно. Решение комиссии, выработанное бурным многочасовым обсуждением, подписанным всеми членами комиссии и разосланным в организации, председатель комитета Жанетта Торосян откладывала в сторону и доставала свой, заранее подготовленный список, согласно которого и разъежались по всему миру счастливчики, а на мою бедную голову, сыпались жалобы, начинались разбирательства.
Если читатель заинтересуется подробностями этой авантюры, может заглянуть в 88 главу моего романа “Немногое из того, что было…” Там всё подробно описано.
____
Однажды звонит мне секретарь Совета профсоюзов Армении Вазген Франгулович и просит зайти к нему.
Без сомненья, подобное приглашение не сулит ничего хорошего. Значит, опять жалоба, значит опять придётся доказывать, что ты не верблюд. Хватаю папку с материалами нашей комиссии и через пару минут робко вхожу в кабинет Вазгена Франгуловича, тот небрежным движением руки приглашает меня пройти, а сам откладывает в сторону бумаги и поднимает трубку одного из телефонных аппаратов и кому-то торопливо докладывает:
- Владимир Багратович, Карапетян у меня.
Без сомненья, Владимир Багратович, это секретарь ЦК Компартии Армении, перед каким либо другим Владимиром Багратовичем Вазген Франгулович не стал бы так распинаться.
А потому, во мне вспыхнула и, как снежный ком, начала расти тревога.
В чём виноват я на этот раз, пока не ясно, но надеюсь, скоро прояснится. Затаив дыхание, слежу, как Владимир Багратович что-то долго объясняет, а Вазген Франгулович молча кивает головой. Наконец произносит:
- Решайте сами.
И снова на том конце провода говорят, а Вазген Франгулович покорно слушает, а я сижу обречённо, все ниже и ниже опуская голову. В голове путаница и недоумение. Всё идёт к тому, что на этот раз решают меня крайним сделать.
Наконец Вазген Франгулович вступает в разговор:
- Так я пришлю его к вам, вы сами и определитесь, как поступить.
Сердце готово выпрыгнуть из груди, руки начинают дрожать. Вдруг, как сквозь туман, до меня донеслась обнадеживающая фраза, хотя непонятно, о ком шла речь и в силу этого оставила двоякое впечатление. Вазген Франгулович говорит в трубку:
- Парень нормальный, я его хорошо знаю.
И заканчивает разговор словами:
- Я понял, согласен. Завтра в 12, 30 он будет у вас.
Отодвинув от себя аппарат и, встряхнув головой, Вазген Франгулович поясняет мне:
- Это секретарь ЦК, товарищ Галумян. Завтра в 12.30 он будет тебя ждать, пропуск выпишут, не забудь паспорт. Затем с минуту помолчав, добавляет:
- Какая-то неприятность у него, на месте определитесь.
Не нужно объяснять читателю, как я провёл эту ночь. Я даже не раздевался. Как пришел с работы, так и мотался по квартире в светло-голубом костюме с ярко бордовым галстуком на шее.
- Утром, в первую очередь, захожу к непосредственному руководителю и сообщаю, что мне в 12.30 в ЦК нужно.
- Знаю, отвечает она и обречённо смотрит на меня.
Досидел до одиннадцати тревожась за безрадостную перспективу моей дальнейшей судьбы, мысленно прощаюсь с кабинетом и, тяжело ступая, выхожу из здания Совета профсоюзов Армении.
На улице светило солнце, прохожие торопились по своим делам и никому до меня не было никакого дела.
Постовой у высоких ворот ЦК, изучив паспорт, отыскал мою фамилию, сначала в паспорте, затем в огромном списке приглашенных на этот день, и услужливо предложил пройти.
Поднимаюсь в само здание, захожу в приемную высокопоставленного товарища и робко сажусь на один из, расставленных вдоль стены, стульев. За столом, напротив, вальяжно расположилась секретарша, она подняла голову и принялась меня рассматривать глядя поверх очков, но ничего интересного не обнаружив, снова углубилась в чтение бумаг.
Уже 12.30, сижу и посматриваю на секундную стрелку. В голове промелькнула спасительная мысль: “А вдруг отпала необходимость в моей персоне и сейчас скажут, что мне нужно уходить и как можно подальше.”
В 12.35 неожиданный писк телефона заставил меня содрогнуться, секретарша своей худющей рукой берётся за массивную черную трубку и прикладывает к своему уху. Я затаив дыхание, прислушиваюсь, жду своей участи, а она, поправляя прическу свободной рукой, обращается ко мне:
- Карапетян?
В знак согласия, киваю головой и её взгляд замирает, упирается в какой-то предмет за моей спиной. Нет силы повернуться и посмотреть куда это она так пристально смотрит. Наконец она опускает трубку и сухо произносит:
- Пройдите, - и указывает в сторону двери.
Нехотя поднимаюсь, прохожу мимо этой девицы, попутно обращаю внимание на её платье с глубоким декольте. Захожу в кабинет, не имея ни малейшего представления, какая участь меня ждёт, какое испытание уготовано на сей раз для меня, за этой массивной дверью.
Захожу. Владимир Багратович поднимает голову, хладнокровно смотрит на меня и, сдержанно улыбнувшись, показывает рукой на ближайший стул. Но не успел я усесться и вздохнуть горько и безнадежно, как увидел перед собой протянутую руку. Я тот же час метнул свою и почувствовал теплую мягкую ладонь Владимира Багратовича. Это ещё более озадачило и насторожило меня. Нерешительно усаживаюсь, теперь уже совсем теряя голову.
- Карапетян, тут вот какое дело… Ты занимаешься тур. путевками в капстраны? - неожиданно заговорил он, на первый взгляд, дружелюбным тоном.
Я с жаром отвечаю, - у нас создали комиссию и мне поручили возглавить её, - спешно тараторю и добавляю, - но мы сообща, всей комиссией обсуждаем каждую кандидатуру и затем подаем список счастливчиков председателю.
- Я знаю это. Владимир Багратович на минуту, охватив голову руками, задумался, затем говорит: - У меня неловкая ситуация сложилась, нужно мне помочь. И испытующе смотрит на меня, пытаясь оценить реакцию на сказанное.
Я с недоумением и с тревогой гляжу на него, всё ещё не вьезжая, чего ему от меня нужно.
В голове вертится упрямая мысль, “Этот всевластный господин, может не одну, а сто путевок иметь, причем каждый день, никто и пикнуть не посмеет. Причем тут я?”
Затянувшуюся было паузу я успел заполнить вопросом к самому себе. “Он разве не знает, что путевками в капстраны в нашем комитете вовсе не я распоряжаюсь? Ему надо было Жанетту Арутюновну вызвать на ковёр”, заодно и поимел бы эту уродину.”
Он не мог не заметить моё подавленное состояние и растерянность но, очевидно, моя реакция всё же устроила его: он решил не тянуть резину и пояснить, что ему нужно, что привело меня в его кабинет.
- Племянник моей жены, Вазген, захотел побывать в Париже, он из Иджевана,..
“Опаньки, этого товара и в глаза не видели” - Мысленно прерываю я Владимира Багратовича, припоминая, что мы ни разу не получали путёвки в Париж.
- Они сами иджеванские, - продолжает Владимир Багратович, - целая делегация по этому поводу ко мне явилась…
Я в ужасе, “ Господи! Я тут причем! Он разве не знает, какая вакханалия творится в нашем комитете. Рассказать что ли? Но понравится ли ему мой рассказ?”
Госпожу Торосян к нам из ЦК направили и мы её, будто бы, единогласно избрали на профконференции, отправив на пенсию старушку Маргариту Хачатуровну. И вряд ли мои откровения ему понравятся Но голос Владимира Багратовича возвращает меня в кабинет секретаря ЦК.
- Тестя приволокли, ему уже девяносто пятый год пошёл, с единственной целью, чтобы я этому беспутному не отказал. А он, бедовый, работает методистом в местном Доме культуры. Бездельник, одним словом. Развелся, на шее у родственников сидит. Моя жена тайком от меня, каждый месяц ему по двадцать пять рублей посылает.
Здесь я усилием воли возвращаюсь к продолжению моего монолога про себя. “Вот Владимир Багратович сейчас и разочаруется, так как ничем помочь я ему не могу. Вазген Франгулович всю эту кашу заварил, ему и расхлебывать.”
- Но это не так важно.- вновь прерывает мои мысли Владимир Багратович,- стали Вазгену дело оформлять для поездки в Париж, а из особого отдела мне сообщают, мол, будьте осторожны он планирует там остаться, намерен просить политического убежища в Париже. Если он так поступит, то, сам понимаешь, меня из партии попросят и работу потеряю. А этому дурню отказать не могу, родственники заклюют…
И здесь меня полностью заклинило, словно бы в кошмарном сне нахожусь. Ничего не пойму. Но слышу совсем уж странное.
- Я передам тебе его личное дело, поскольку он в системе культуры числится. И сообщу ему, что его делом Карапетян занимается. Он будет у тебя, привезёт иджеванское мацони, (кисло-молочный продукт) я ему подскажу,..
”Не нужно мне его мацони!” вскрикиваю я про себя, всё более удивляясь загадочному повествованию Владимира Багратовича,
А Владимир Багратович хитро улыбнулся и перешёл к конкретике, стал растолковывать, - Ты его прими, обнадёж, убаюкивай, одним словом, а потом через некоторое время скажешь, что не удалось выбить поездку в Париж, откажи. Какую-то причину придумай…
Начинаю понимать, что он от меня хочет и обретая спокойствие все же ворчу про себя: “Мало скандалов в нашем комитете, ещё один прибавится, теперь уже с участием секретаря ЦК”.
Владимир Багратович, как бы в подтверждение моей мысли, продолжает, - Он, естественно, ко мне прибежит. Я позвоню тебе, буду требовать, угрожать, пообещаю с работы уволить, ты стойко держись.
И тут вконец, повеселел, и разулыбался Владимир Багратович, увидев моё посветлевшее лицо.
А мне, действительно, полегчало, Только начинаю понимать цель моей миссии, по какой причине я в этом кабинете нахожусь и что хочет от меня протеже методиста из иджеванского Дома культуры.
-Задача ясна, Владимир Багратович, сделаю все как вы скажете,- уже успокоившись отвечаю я.
- Ну тогда...
Георгий Давыдович нажимает на кнопку, тотчас же отворилась боковая дверь и появился помощник.
- Принеси папку Вазгена.
Ещё через минуту передо мной лежала увесистая папка Вазгена Акопяна.
Понимая, что моё время вышло, я встал, теперь уже сам протянул руку на прощанье Владимиру Багратовичу и твёрдо произнёс:
- Не волнуйтесь, всё как надо сделаю.
Уже в дверях Владимир Багратович остановил меня, он спросил:
- А какую причину ты придумаешь?
- Владимир Багратович,- ответил я,- чтобы решить вопрос сложно найти возможность, а чтобы отказать, можно с легкостью тысячу причин насочинять. Не сомневайтесь.
Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Армении заливисто рассмеялся в ответ.
P.S.
Предвижу возмущение читателя. Как автор мог так поступить!
Прогнулся под какого-то гнусного чиновника. Нужно было с гордой головой плеснуть тому в лицо свое негодование. И высказать всё то, что до сих пор и про себя не осмеливался сказать. Да что там слова! Партбилет бросить на стол. И плевать на все членские взносы, которые он столько лет покорно платил. А после уже со спокойной совестью взялся писать эту историю. Читатели бы оценили и заявили:
- Вот он настоящий мужик !!! И три восклицательных знака поставили бы … Это похлеще, чем три памятника из бронзы во весь рост, иметь у себя на родине.
Но не спеши с выводом читатель, я так и поступил. Так что готовь бронзу. Я вошел в кабинет, дерзко вскинув брови и не обращая внимание на угодливое предложение сесть в одно из кресел, сказал, - Владимир Багратович… нет, нет я сказал Володя, впрочем и это не так, я сказал Володька, что там у тебя. Имей ввиду, у меня немного времени, поскорее выкладывай. А когда понял о чем идёт речь, то гневно воспылал и безапелляционно заявил ему:
- Я никогда не пойду против совести, так и знай, скорее партбилет положу на стол.
И, чтобы мои слова не расходились с делом достал партбилет, швырнул Галумяну в лицо и вышел.
____
Утром проснулся в холодном поту, что это… мне приснилось? Или нет !!! Я швырнул партбилет в лицо секретарю ЦК !? Ну и сон! Или это наяву случилось?
Час от часу не легче. Я выскочил из постели, с трудом натянул тапочки. Схватил брюки, пиджак стал шарить по карманам. Нет партбилета. Вчера утром, перед уходом на работу переложил во внутренний карман пиджака, но внутренний карман пуст. В трусах маленький пистончик есть и там посмотрел. Нет партбилета. Меня зашатало, неужели я так и поступил?! А что теперь? Ни карьеры, ни тринадцатой зарплаты, ни ведомственной путевки каждой весной, ни кабинета с секретаршей, ни ожидаемого повышения… Абсолютно ничего. Пустота. Ну, кто я такой без партбилета? Никчемная букашка, которую любой раздавить в силах. В висках застучало и поднялось давление.
Я, качаясь из стороны в сторону, прошел к дивану и плюхнулся на мягкое сиденье. Стало больно и муторно на душе. Расслабился, в голове туман. Мысль о самоубийстве и раньше приходила в голову, но сегодня она вплотную подошла ко мне и зримо стояла передо мной, дергала меня за рукав, торопила…
Рука невольно потянулась к тумбочке, в верхнем ящике которой я хранил австрийский пистолет Glock 17…
Но что это ? Дотягиваясь до тумбочки, я обратил внимание на красное пятно на персидском ковре, в коридоре у самых дверей. Отложил пистолет в сторону и прошел по коридору. красным пятном оказался… мой партбилет. Вечером, раздеваясь, я случайно выронил его.
- Ну, слава Богу, значит приснилось, - в полуслух пробубнил я, поднимая партбилет, и вышел на балкон подышать свежим воздухом.
Александр Дюма: Салат из фиолетового картофеля с песто из зеленого лука
Метод снежинки: Как создать историю на основе простого предположения
