20 июня 2023 г. на факультете свободных искусств и профессиональных исследований Йоркского университета в Торонто (Канада) Кори Доктороу было присвоено звание почетного доктора права. Ниже приводится текст его речи.
Боже мой, для меня огромная честь находиться здесь сегодня и быть признанным таким образом. Я глубоко признателен преподавателям и администрации Йорка, а также моим друзьям и родным в зале, особенно моим родителям, которые многое терпят - как вы скоро услышите.
Я хочу рассказать вам забавную историю о Йорке.
Когда мне был 21 год, я приехал в этот университетский городок, чтобы поинтересоваться, как поступить на междисциплинарную гуманитарную программу. У меня было странное образование: семь лет ушло на то, чтобы окончить четырехлетнюю среднюю школу, SEED School, замечательную, оригинальную альтернативную школу в Торонто. Я привык самостоятельно разрабатывать учебный план и отвечать за свое образование, и одна из причин, по которой я так долго оставался в SEED, заключалась в том, что я любил ее писательскую мастерскую, которая работала под руководством студентов и была полна замечательных писателей и критиков.
Я начал продавать фантастические рассказы, когда мне было 17 лет, поэтому я приехал в Йорк и сказал парню, который руководил Humanities, что я уже продаю свои рассказы и хотел бы работать над ними здесь.
Он позвонил руководителю программы творческого письма и сказал что-то вроде: "Привет, Боб, это Том из отдела гуманитарных наук. У меня тут есть молодой человек, который продает научно-фантастические рассказы, и если он поступит сюда, в Йорк, то хотел бы посещать курсы творческого письма. Что у тебя есть для него?"
Затем его лицо опустилось. Он повесил трубку и сказал: "Он говорит, что у них преподают только литературу".
Я все равно записался. Никаких творческих курсов я не посещал. Я продержался всего один семестр, но это не повод для осуждения Йорка. В последующие три года я бросил еще три университета, так и не получив диплома. Я просто не был к этому готов.
Этот случай мне запомнился, но не потому, что он меня обидел. Скорее, он запомнился тем, что это был последний раз, когда на меня смотрели сквозь пальцы из-за того, что я писал НФ. Когда я перешел в технический сектор, меня окружали люди, которые считали, что писать на НФ - это буквально самое крутое занятие в мире.
Думаю, они были правы. Спустя несколько десятков книг - и после 20 лет работы в области цифровых прав человека, в межправительственных органах, таких как ООН и ЕС, - у меня появился повод задуматься о НФ и её связи с политикой, литературой и "состоянием человечества". Состояние человества... не очень хорошее. Мы находимся в поликризисе, расширяющемся водовороте климатической катастрофы, неравенства, запустения инфраструктуры, растущего авторитаризма и зоонозной чумы.
Но не это самое страшное. Вещи ломаются. Второй закон термодинамики не оспорим. Вещи разваливаются. Уверенность в том, что ничего не сломается, не делает вас оптимистом - она делает вас опасным для себя и других. "Ничто плохого не случиться" - это то, что мы получаем, когда говорим "давайте не будем ставить спасательные шлюпки на Титаник".
(Позвольте мне сказать: "К черту оптимизм и пессимизм". Оптимизм и пессимизм - это просто фатализм в респектабельных костюмах. Оптимизм - это вера в то, что все изменится к лучшему, что бы мы ни делали. Пессимизм - это вера в то, что все станет хуже, что бы мы ни делали. И тот, и другой отрицают человеческую волю, то есть возможность вмешаться и изменить ситуацию).
Вера в то, что ничего не изменится, что ничто не может измениться, - самое мощное оружие разрушителя. Ведь если убедить людей в том, что ничего нельзя сделать, они не будут пытаться ничего делать. Таким образом: Изречение Маргарет Тэтчер "Альтернативы нет" - вежливый способ сказать "Сопротивление бесполезно" или "Отбросьте надежду все, кто сюда входит".
Это неизбежность, вера в то, что ничто не может измениться. Это противоположность НФ. Моя задача как писателя-фантаста - представить альтернативы. "Альтернативы нет" - это требование, выдаваемое за констатацию: "Прекратите пытаться придумать альтернативу". В лучшем случае, НФ требует, чтобы мы смотрели не только на то, что делает гаджет, но и на то, для кого он это делает и кому он это делает. Это важное упражнение, а может быть, и самое важное.
Это метод, с помощью которого мы овладеваем средствами вычислений для улучшения человеческой расы, а не бессмертных, хищных колониальных организмов, которые мы называем "обществами с ограниченной ответственностью", для которых мы представляем собой неудобную кишечную флору и которые делают единственную планету во Вселенной, способную поддерживать человеческую жизнь, непригодной для обитания.
Луддиты практиковали НФ. Возможно, вы слышали, что луддиты были технофобскими бандитами, которые громили паровые машины, потому что боялись прогресса. Это антисторическая клевета. Луддиты не были технофобами, они были высококвалифицированными техническими работниками. Текстильные гильдии требовали семилетнего ученичества - луддиты получали эквивалент магистратуры в Массачусетском технологическом институте.
Луддиты не ненавидели ткацкие станки. Они громили ткацкие станки, потому что их начальники хотели уволить квалифицированных рабочих, отправить похищенных сирот Наполеоновской войны на север из Лондона и запереть их на фабриках на десять лет в рабство, чтобы морить голодом, избивать, калечить и убивать. Создание промышленного оборудования, которое "настолько просто, что им может пользоваться даже ребенок", не обязательно является прелюдией к детскому рабству, но и не является обратным.
Луддиты злились не на то, что делают машины - они злились на то, для кого и с кем они это делают. Миллионеры промышленной революции, похищавшие детей, говорили: "Альтернативы нет", а луддиты ревели: "Черта с два на то что вы скажете, что ее нет!"
Современные технологические миллионеры ничем не отличаются от них. Цукерберг в свое время утверждал, что невозможно общаться с друзьями, не подвергаясь всесторонней слежке, что каждый интимный и компрометирующий факт вашей жизни может быть собран, обработан и представлен против вас. Он говорил, что это "неизбежно", как будто какой-то бородатый пророк спустился с горы, неся две каменные скрижали, и провозгласил: "Цук, ты должен прекратить удалять свои логи, и вот, ты должен смотреть их для получения полезной информации о рынке".
Когда мы потребовали права общаться с нашими друзьями без того, чтобы Цукерберг за нами шпионил, он посмотрел на нас так, словно мы попросили воды, которая не мокрая. Сегодня у Цука есть новый неизбежный нарратив: мы проведем остаток своих дней в качестве безногих, бесполых, находящихся под пристальным наблюдением, низкополигональных мультяшных персонажей в "метавселенной" - виртуальном мире, который он позаимствовал из антиутопического научно-фантастического романа 20-летней давности.
У меня, как у писателя-фантаста и активиста, это вызывает бурление в крови. Смысл НФ в том, чтобы отточить наш луддитский рефлекс и на каждое утверждение "альтернативы нет" отвечать "черт возьми, как вы можете говорить, что ее нет!".
НФ не предсказывает. Никто не может предсказывать. Если бы мы могли предсказывать будущее, тогда то, что мы делаем, не имело бы значения, потому что будущее наступит независимо от того, что произойдет. В "Божественной комедии" Данте бросает гадателей в яму, где их головы поворачиваются на 180 градусов, чтобы они вечно оглядывались назад, пока они голые пробираются по пояс в расплавленных экскрементах, подгоняемые кнутами демонов. Данте отпустил гадателей на волю.
НФ не предсказывает. Наоборот, она подсказывает. Она оспаривает. НФ требует от нас постоянного поиска альтернатив, где мы находим нечто гораздо лучшее, чем фаталистический оптимизм: мы находим надежду. Надежда - это вера в то, что если мы изменим ситуацию в лучшую сторону, то с новой точки зрения мы увидим следующий, ранее неясный шаг, который приблизит нас к лучшему будущему. Надежда - это то, как мы пройдем через поликризис.
На протяжении десятилетий мы были пристегнуты к заднему сиденью автобуса, несущегося к обрыву. Все мы, сидящие в автобусе, кричали, что нужно нажать на тормоза, иначе мы все сорвемся в пропасть. Но пассажиры первого класса говорили, что мы ошибаемся, никакого обрыва нет - и, кроме того, автобус должен ехать вперед, это неизбежно, альтернативы нет.
Затем, по мере приближения обрыва, один процент изменил свою версию. Да, признали они, обрыв есть, но автобус должен ехать быстрее, чтобы мы могли перепрыгнуть каньон - или, может быть, нам нужно "изобрести" крылья для автобуса. В любом случае, мы не можем остановить автобус. Альтернативы нет.
Автобус едет так быстро, а обрыв так близок, что тормозить нельзя. Придется дернуть руль и свернуть. Там, на первом месте, они говорят: "Свернуть?! Вы что, с ума сошли? Если мы свернем, автобус может перевернуться. Кто-то может сломать ногу!" Тормозить уже поздно, поэтому приходится ускоряться и надеяться, что мы проскочим каньон. Альтернативы нет.
Но альтернатива есть. Мы можем броситься на водителя, схватить руль и свернуть. Если автобус перевернется, то мы сможем позаботиться о тех, кто пострадал в результате перевертывания. Но мы не должны падать в пропасть. Есть альтернатива. Альтернатива есть всегда.
Может быть, НФ - это не литература того рода, которую ценила Йоркская программа Creative Writing в начале 1990-х годов. Это нормально. Это большой мир, и в нем есть место для любой литературы, для всех жанров, для всех стилей. Давайте, распускайте свой флаг литературного фрика. Ухаживайте за музой странного!
Но если НФ и не является такой литературой, она все равно важна. Надежда начинается с умения представить себе альтернативу. А альтернатива есть всегда.
@Cory Doctorow
Значок. Памяти Бориса Березовского
5 удивительных вещей, найденных в старых книгах
