Знаменитых писателей часто помнят не только по их произведениям, но и по необычным, своеобразным и просто странным условиям, в которых они создавали свои произведения, их распорядку дня, странным предпочтениям и идиосинкразиям. Спустя годы после их смерти эти писательские привычки продолжают очаровывать нас, возможно, вызывая даже больший интерес, чем их произведения.
Многие авторы измеряли качество своих произведений бескомпромиссными количественными показателями, такими как ежедневная норма слов. Джек Лондон писал по 1 000 слов в день каждый день своей писательской карьеры, а Уильям Голдинг однажды заявил на вечеринке, что пишет по 3 000 слов в день, это число разделяли Норман Мейлер и Артур Конан Дойл. Рэймонд Чандлер, человек с сильными взглядами на писательское ремесло, не придерживался определенной ежедневной нормы, но было известно, что он писал до 5 000 слов в день, когда был наиболее продуктивен. Энтони Троллоп, который каждое утро начинал свой день в 5:30 утра, приучил себя писать по 250 слов каждые 15 минут, следя за темпом по часам. Стивен Кинг делает все возможное, чтобы достичь своей ежедневной нормы в 2 000 слов, а Томас Вулф держит ее на уровне 1 800, не позволяя себе останавливаться, пока не достигнет ее.
Однако меньшинство оценивает количество как обратно пропорциональное качеству. Джеймс Джойс с гордостью считал завершение двух идеальных предложений полным рабочим днем.
Еще более любопытны методы, которые использовали авторы, чтобы заставить себя выполнить ежедневные задания. Осенью 1830 года Виктор Гюго взялся за написание "Собор Парижской Богоматери" к, казалось бы, невозможному сроку - февралю 1831 года. Он купил целую бутылку чернил для подготовки и практически посадил себя под домашний арест на несколько месяцев, используя самую необычную технику защиты от побега:
Гюго запер свою одежду, чтобы избежать соблазна выйти на улицу, и остался ни с чем, кроме большой серой шали. Вязаное одеяние, доходившее до пят, он приобрел специально для этого случая. Она служила ему униформой в течение многих месяцев.
Он закончил книгу за несколько недель до срока, израсходовав на ее написание целый флакон чернил. Он даже подумывал озаглавить ее "Что вышло из бутылки чернил", но в итоге остановился на менее абстрактном и коварном названии.
Джон Стейнбек, вероятно, боясь, что в разгар вдохновения у него закончатся письменные принадлежности, всегда держал на рабочем месте ровно двенадцать тщательно заточенных карандашей на случай, если все они вдруг сломаются, и ему придется точить их, пока его последняя блестящая идея угасает. Он пользовался ими так интенсивно, что его редактору пришлось прислать ему круглые карандаши, чтобы помочь избавиться от мозолей на руках Стейнбека которые появлялись от традиционных шестигранных карандашей.
Эти привычки, однако, в какой-то степени объяснимы - за ними стоит какая-то логика. Другие писатели были гораздо более экстравагантны.
Трумен Капоте, например, был дико суеверен. Он никогда не начинал и не заканчивал работу в пятницу, требовал сменить номер в гостинице, если в номере телефона была цифра 13, и никогда не клал в одну пепельницу больше трех окурков, пряча остальные в карманы. Известно, что Фридрих Шиллер специально держал в одном из ящиков своего письменного стола кучу гниющих яблок, заявляя, что эта вонь служит вдохновением и он не может ни жить, ни писать, не вдыхая ее постоянно.
Вирджиния Вульф работала за необычным стоячим столом собственной конструкции. В двадцатые годы она каждое утро проводила два с половиной часа за письменным столом высотой три с половиной фута с наклонной столешницей, позволявшей ей смотреть на свою работу как вблизи, так и издалека. Но, по словам ее племянника Квентина Белла, предвосхищение Вульф модного сегодня стола для работы стоя было не столько практическим делом, сколько симптомом ее соперничества с сестрой, художницей из Блумсбери Ванессой Белл - того самого соперничества, которое позже послужит источником вдохновения для очаровательной книжки-картинки: Ванесса рисовала стоя, а Вирджиния не хотела уступать сестре. Эрнест Хемингуэй также любил печатать стоя - хотя в его случае это, вероятно, был еще один способ побудить себя закончить писать после обеда и напиться к трем.
Однако некоторые привычки, хотя и странные по описанию, были совершенно разумными с точки зрения конкретного писателя. Джеймс Джойс писал лежа на животе в белом халате, либо большим синим карандашом, либо мелками на картоне. Это всегда описывается как пример претенциозных прихотей, которым часто предаются писатели и другие творческие люди, но на самом деле это было чисто прагматическое решение, поскольку Джойс был почти полностью слеп, и такая манера письма позволяла ему реально видеть, что он пишет. Его детская близорукость развилась в серьезные проблемы со зрением к двадцати годам. Что еще хуже, в двадцать пять лет он заболел ревматической лихорадкой, которая привела к болезненному состоянию глаз, называемому иритом. К 1930 году он перенес двадцать пять операций на глазах, ни одна из которых не улучшила его зрение. Таким образом, большие мелки помогали ему видеть, что он пишет, а белый халат помогал отражать больше света на страницу ночью.
Александр Дюма был не только удивительным гурманом, но и эстетом: На протяжении десятилетий он писал все свои художественные произведения на бумаге определенного оттенка синего цвета, поэзию - на желтой, а статьи - на розовой; однажды во время путешествия по Европе у него закончилась драгоценная синяя бумага, и он был вынужден писать на блокноте кремового цвета, отчего, по его убеждению, его художественные произведения пострадали. Чарльз Диккенс был неравнодушен к синим чернилам, но не из суеверных соображений - поскольку они сохли быстрее, чем другие цвета, это позволяло ему писать свои художественные произведения и письма без мучительной необходимости ставить кляксы. Вирджиния Вульф использовала в своих ручках чернила разных цветов - зеленые, синие и фиолетовые. Фиолетовый цвет был ее любимым и предназначался для писем (включая любовные письма к Вите Сэквилл-Уэст, дневниковые записи и черновики рукописей). Льюис Кэрролл также предпочитал фиолетовые чернила (и разделял с Вулф склонность к стоячим партам), но по гораздо более прагматичным причинам: В годы, когда он преподавал математику в Оксфорде, учителя должны были использовать фиолетовые чернила для исправления работ учеников - эта привычка перешла и в художественную литературу Кэрролла.
Тем не менее, конечно, следует всегда помнить, что эти личные причуды, хотя о них и интересно читать, вероятно, не все были настоящими. Как сами писатели, так и те, кто сообщает о своих необычных привычках широкой публике, весьма склонны к преувеличениям. Причина проста - это еще один способ сделать писателя интереснее, привлечь к нему внимание. Писатель, который может писать только левой рукой, прыгая при этом на одной ноге, наверняка привлечет больше внимания, чем тот, кто просто сидит и пишет - даже если само письмо оставляет желать лучшего.
"Паранормы" Василия Головачева - замученный авторский шаблон
Интервью с Джорджем Р. Р. Мартином
